Неточные совпадения
Вронский и Анна всё в тех же условиях, всё так же не принимая никаких мер для развода, прожили всё лето и
часть осени в деревне.
Было между ними решено, что они никуда не поедут; но оба чувствовали, чем долее они жили одни, в особенности осенью и без
гостей, что они не выдержат этой жизни и что придется изменить ее.
Нет, не такие нравы
были там:
гость там прежде троекратного потчеванья и не дотронется ни до чего. Он очень хорошо знает, что однократное потчеванье
чаще заключает в себе просьбу отказаться от предлагаемого блюда или вина, нежели отведать его.
Когда мы садились в катер, вдруг пришли сказать нам, что
гости уж едут, что
часть общества опередила нас. А мы еще не отвалили! Как засуетились наши молодые люди! Только что мы выгребли из Пассига, велели поставить паруса и понеслись. Под берегом
было довольно тихо, и катер шел покойно, но мы видели вдали, как кувыркалась в волнах крытая барка с
гостями.
Тесная квартирка сапожника
была наполнена
гостями, большею
частью немцами ремесленниками, с их женами и подмастерьями.
Во-первых,
было не так людно, потому что
часть гостей уж разъехалась, а во-вторых, и оставшиеся
гости чувствовали утомление после вчерашней ночной кутерьмы.
Это — «Два помещика» из «Записок охотника». Рассказчик — еще молодой человек, тронутый «новыми взглядами»,
гостит у Мардария Аполлоновича. Они пообедали и
пьют на балконе чай. Вечерний воздух затих. «Лишь изредка ветер набегал струями и в последний раз, замирая около дома, донес до слуха звук мерных и
частых ударов, раздававшихся в направлении конюшни». Мардарий Аполлонович, только что поднесший ко рту блюдечко с чаем, останавливается, кивает головой и с доброй улыбкой начинает вторить ударам...
В одной избе, состоящей
чаще всего из одной комнаты, вы застаете семью каторжного, с нею солдатскую семью, двух-трех каторжных жильцов или
гостей, тут же подростки, две-три колыбели по углам, тут же куры, собака, а на улице около избы отбросы, лужи от помоев, заняться нечем,
есть нечего, говорить и браниться надоело, на улицу выходить скучно — как всё однообразно уныло, грязно, какая тоска!
Но
чаще всего у него не
было денег, и он просиживал около своей любовницы целыми вечерами, терпеливо и ревниво дожидаясь ее, когда Соньку случайно брал
гость. И когда она возвращалась обратно и садилась с ним рядом, то он незаметно, стараясь не обращать на себя общего внимания и не поворачивая головы в ее сторону, все время осыпал ее упреками. И в ее прекрасных, влажных, еврейских глазах всегда во время этих разговоров
было мученическое, но кроткое выражение.
Тогда князь сзывал к кому-нибудь из товарищей (у него никогда не
было своей квартиры) всех близких друзей и земляков и устраивал такое пышное празднество, — по-кавказски «той», — на котором истреблялись дотла дары плодородной Грузии, на котором
пели грузинские песни и, конечно, в первую голову «Мравол-джамием» и «Нам каждый
гость ниспослан богом, какой бы ни
был он страны», плясали без устали лезгинку, размахивая дико в воздухе столовыми ножами, и говорил свои импровизации тулумбаш (или, кажется, он называется тамада?); по большей
части говорил сам Нижерадзе.
И от всего этого надобно
было уехать, чтоб жить целую зиму в неприятном мне Чурасове, где не нравились мне многие из постоянных
гостей, где должно избегать встречи с тамошней противной прислугой и где все-таки надо
будет сидеть по большей
части в известных наших, уже опостылевших мне, комнатах; да и с матерью придется гораздо реже
быть вместе.
По просухе перебывали у нас в
гостях все соседи, большею
частью родные нам. Приезжали также и Чичаговы, только без старушки Мертваго; разумеется, мать
была им очень рада и большую
часть времени проводила в откровенных, задушевных разговорах наедине с Катериной Борисовной, даже меня высылала. Я мельком вслушался раза два в ее слова и догадался, что она жаловалась на свое положение, что она
была недовольна своей жизнью в Багрове: эта мысль постоянно смущала и огорчала меня.
— Вот видите: и сейчас оне это слово «так» сказали, — хихикнул он, словно у него брюшко пощекотали, — что же-с! в даме это даже очень приятно, потому дама редко когда в определенном круге мыслей находится. Дама — женщина-с, и им это простительно, и даже в них это нравится-с. Даме мужчина защиту и вспомоществование оказывать должен, а дама с своей стороны… хоть бы по
части общества:
гостей занять, удовольствие доставить, потанцевать,
спеть, время приятно провести — вот ихнее дело.
— Ну, к Марье Потапьевне так к Марье Потапьевне! А у ней соскучитесь, так с Иваном Иванычем займетесь. Иван Иваныч! вот, братец,
гость тебе! Займи! да смотри, чтоб не соскучился! Да чаю им, да по питейной
части чтоб неустойки не
было! Милости просим, сударь!
Этот пристав — восторженно-административная личность, Василий Иванович Флибустьеров,
был еще недавним
гостем в нашем городе, но уже отличился и прогремел своею непомерною ревностью, своим каким-то наскоком во всех приемах по исполнительной
части и прирожденным нетрезвым состоянием.
На подъезде, обтянутом коленкоровым навесом, горели шкалики. Толпа на улице встречала приезжающих и приходящих на маскарад критическими замечаниями, по большей
части неодобрительными, тем более, что на улице, под верхнею одеждою
гостей, костюмы
были почти не видны, и толпа судила преимущественно по наитию. Городовые на улице охраняли порядок с достаточным усердием, а в зале
были в качестве
гостей исправник и становой пристав.
Каратаев вел жизнь самобытную: большую
часть лета проводил он, разъезжая в
гости по башкирским кочевьям и каждый день напиваясь допьяна кумысом; по-башкирски говорил, как башкирец; сидел верхом на лошади и не слезал с нее по целым дням, как башкирец, даже ноги у него
были колесом, как у башкирца; стрелял из лука, разбивая стрелой яйцо на дальнем расстоянии, как истинный башкирец; остальное время года жил он в каком-то чулане с печью, прямо из сеней, целый день глядел, высунувшись, в поднятое окошко, даже зимой в жестокие морозы, прикрытый ергаком, [Ергак (обл.) — тулуп из короткошерстных шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.] насвистывая башкирские песни и попивая, от времени до времени целительный травник или ставленый башкирский мед.
Она предоставила своему мужу полную свободу заниматься чем ему угодно, и Алексей Степаныч, посидев сначала несколько дней дома и увидев, что Софья Николавна не обращает на него внимания, даже выгоняет из маленькой детской для того, чтобы передышанный воздух не
был вреден дитяти, а сама от малютки не отходит, — стал один выезжать в
гости, сначала изредка, потом
чаще, наконец каждый день, и принялся играть от скуки в рокамболь и бостон.
Меж тем число
гостей значительно умножилось приездом соседей Шалонского; большая
часть из них
были: поместные дети боярские, человек пять жильцов и только двое родословных дворян: Лесута-Храпунов и Замятня-Опалев.
Первое движение Дуняши при виде
гостей было откинуться поспешно назад; но, рассудив в ту же секунду, что, сколько ни прятаться, с
гостями все-таки приведется провести большую
часть дня, она снова показалась на дороге. Щеки ее горели ярким румянцем; мудреного нет: она готовила обед и целое утро провела против пылающей печки; могло статься — весьма даже могло статься, что краска бросилась в лицо Дуне при виде Ванюши.
Мы ведь здесь русские, и вот друг мой Марья Николаевна… она по-французски и не понимает, и может подумать что-нибудь на ее счет, и обидеться может…» И все говорит, бывало, этак
чаще всего за меня, так что даже, право, мученье это мне
было при
гостях сидеть; но огорчать я ее не могла и друзей через это приобретала: кого она этак хорошо с своими извинениями отчитает, сам же после этого над собою смеется.
«Мне бы надобно
было с ним познакомиться, сойтись, сделаться
частым его
гостем, а там и приятелем, а теперь… как теперь поедешь с визитом?
Из
гостей были самые
частые их
гости: Симановская с мужем, Уситкова в своем бессменном блондовом чепце и, наконец, сам Уситков, по загорелому и красному цвету лица которого можно
было догадаться, что он недавно возвратился из дальней дороги.
Настал день обеда!
Гости съехались. Нас позвали, и мы в праздничных киреях, отдав должный, почтительный решпект, стали у дверей чинно.
Гости осмотрели нас внимательно и, казалось, довольны
были нашею «внешностью» (слово заимствованное) и приемами. Особливо же Алексей Пантелеймонович: он-таки даже улыбнулся и принялся испытывать Петруся. Подумавши, поморщась, потерши лоб, наконец спросил:"Сколько российская грамматика имеет
частей речи?"
Репетиции или, лучше сказать, смотр костюмов назначены
были не вовремя, поутру, потому что наш режиссер, известный художник Р*, приятель и
гость нашего хозяина, по дружбе к нему согласившийся взять на себя сочинение и постановку картин, а вместе с тем и нашу выучку, спешил теперь в город для закупок по бутафорской
части и для окончательных заготовлений к празднику, так что времени терять
было некогда.
Он
был в тот день не один; впрочем, его редко можно
было застать одного. У него сидела какая-то приказная строка, со старушечьим сморщенньм лицом, ястребиным носом и беспокойными глазами, совершенно истасканное существо, недавно служившее в теплом местечке, а в настоящее время находившееся под судом. Держась одною рукою за галстук, а другою — за переднюю
часть фрака, этот господин следил взором за Степаном Петровичем и, подождав, пока усядутся
гости, проговорил с глубоким вздохом...
А тут, между тем, то и дело в прихожей звонки раздаются: то к тому, то к другому посетители являются,
гости, которые вообще не
были стесняемы временем своего появления, а также и особы вроде дворника, водовоза, лавочника со счетом, и эта последняя публика прет все больше к администратору Полоярову, а Полояров, по большей
части, дома не сказывается и велит всем отказывать либо же утешать их тем, что поехал в редакцию деньги за статьи получать.
На полустанке жило несколько человек: я с женой, глухой и золотушный телеграфист да три сторожа. Мой помощник, молодой чахоточный человек, ездил лечиться в город, где жил по целым месяцам, предоставляя мне свои обязанности вместе с правом пользоваться его жалованьем. Детей у меня не
было,
гостей, бывало, ко мне никаким калачом не заманишь, а сам я мог ездить в
гости только к сослуживцам по линии, да и то не
чаще одного раза в месяц. Вообще, прескучнейшая жизнь.
Когда у него собирались, особенно во вторую зиму, он всегда приглашал меня. У него я впервые увидал многих писателей с именами. Прежде других — А.Майкова, родственника его жены, жившего с ним на одной лестнице. Его более
частыми гостями были: из сотрудников"Библиотеки" — Карнович, из тогдашних"Отечественных записок" — Дудышкин, из тургеневских приятелей — Анненков, с которым я познакомился еще раньше в одной из тогдашних воскресных школ, где я преподавал. Она помещалась в казарме гальванической роты.
Свой ежедневный режим княгиня также не изменяла для
гостей, которые, по большей
части соседние помещики и губерские власти, по несколько дней
гостили в Шестове, ведя себя совершенно как дома, заказывали себе в какое хотели время завтраки (два повара, один переманенный князем из клуба, а другой старик, еще бывший крепостной, работали, не покладая рук, в обширной образцовой кухне), требовали себе вина той или другой марки из переполненных княжеских погребов, не мешали хозяевам, а хозяева не мешали им, и обе стороны
были чрезвычайно довольных друг другом.
Частыми гостями Александра Васильевича
были принц де Линь (отец), принц Кобургский и отставной генерал Карачай, которого он уговорил поступить снова на службу в войска, под его, Суворова, начальство. Больших приемов он не делал и обширного знакомства не водил. Вообще он вел в Вене свой обычный образ жизни, вставал задолго до света, обедал в 8 часов утра.
Его
частым и любимым
гостем продолжал
быть Гавриил Романович Державин. Раз за обедом разговор зашел о смерти.
Николай Павлович Зарудин и Антон Антонович фон Зееман
были за это время
частыми гостями на 6 линии Васильевского острова. Дарья Алексеевна не ошиблась — в доме стало веселей.
На каждом
был отпечаток времени: большая
часть гостей, особенно студенты, выступали с марциальным видом, как бы идя навстречу грозе военной; некоторые робко пожимались в уголки комнат, как птицы, нахохлившись, прячутся в густоту дерев, почуяв непогоду.
Прислушивались к этому необычному за последние годы оживлению в княжеских хоромах и сенные девушки, сидевшие за работой вокруг юной княжны Евпраксии в ее светлице. Вполголоса вели они разговоры о пирующих
гостях. Бывшие внизу с княжной передавали остальным свои впечатления. Песен не
пели; как пташки, испуганные вторжением человека в лесную
чащу, они притаились и притихли.
Свободного времени у Тани
было в это время больше, нежели прежде, так как княжна Людмила
была чаще с матерью, обсуждая на все лады предстоящий визит князя Сергея Сергеевича и форму приема желанного
гостя. Таня, не любившая сидеть в девичьей, уходила в сад, из него в поле и как-то невольно, незаметно для себя оказывалась близ Соломонидиной избушки. Постоянно приглядываясь к ней, она уже перестала находить в ней что-нибудь страшное.
—
Будь благоразумнее и этого не случится. Поверь мне, что княжна мне сама по себе совершенно не нужна. Она нужна мне, как средство. Я желаю заслужить полное доверие князя, сделаться даже в будущем его поверенным. Я только для тебя согласился
быть учителем. С зимы я займусь адвокатурой. Как поверенный князя, я могу спокойно приезжать сюда по делам, даже
гостить, мы
будем видиться
чаще. Я
буду, кроме того, на страже интересов любимой женщины, т. е. твоих.
Малая
часть присутствовавших состояла из случайных
гостей — преимущественно молодежи, в числе которой
были Денисов, Ростов и Долохов, который
был опять семеновским офицером.
В этот день у графини Елены Васильевны
был раут,
был французский посланник,
был принц, сделавшийся с недавнего времени
частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер
был внизу, прошелся по залам, и поразил всех
гостей своим сосредоточенно-рассеянным и мрачным видом.